Хайд [litres] - Крейг Расселл

Одно тело, два разума.

Портеус, впервые прочитав статью Жане, был ошеломлен: французский врач давал прямое подтверждение и обоснование результатам его собственных изысканий. Портеус верил – нет, он знал, – что сильный психологический шок может раздробить сознание на несколько отдельных, не взаимосвязанных личностей. Он был вдохновлен и взволнован статьей француза, но и не мог не понимать, что Жане или какой-нибудь другой исследователь, не ровен час, докажет и обнародует его собственную теорию раньше, чем он успеет это сделать.

Однако то, с чем столкнулся Портеус, затмевало любой казус из тех, о которых ему доводилось читать в научной литературе. У объекта его собственных наблюдений раскол сознания оказался глубже и примечательнее, чем у французского пациента, а альтернативная личность была столь черна, жестока и порочна, что, как опасался Портеус, она могла нанести немалый вред всему обществу, если пациента не изолировать. Но здесь таился парадокс: запереть в психиатрической лечебнице опасную, буйную личность означало обречь на заточение и ее здоровую, невинную, ничего не подозревающую соседку по телу.

Портеус знал, что поступает неправильно, пренебрегая своей ответственностью врача перед социумом. Знал, что им руководят безудержное честолюбие, жажда профессионального признания, почестей и славы. Его имя должно было прогреметь в избранной области науки, он должен был превзойти остальных ученых. И если он рвался к цели с таким стремительным и беспощадным напором, так это потому, что время играло против него – приближался час расплаты.

Но он твердо решил, что его слава будет связана не с дальнейшим развитием чужих исследований, не с описанием природы и причин выявленного синдрома – нет, славу ему должен принести революционный способ обуздать этот синдром, держать его проявления под замком.

А для этого нужен ключ.

Цель научных изысканий Портеуса состояла в том, чтобы разработать фармакологический агент, способный управлять расколом сознания у больного человека, – ключ, с помощью которого можно будет освободить одну из личностей, безобидную, и запереть другую, преступную.

Проблема – и опасность – заключалась в том, что результат мог оказаться противоположным: его препарат неверно распределит зоны влияния в расщепленном сознании, позволив взять верх злокозненной, базовой личности.

Кроме того, психиатр боялся, что его открытие будут использовать во вред – для контроля над людьми, не представляющими явной угрозы обществу. «Какая угроза, – подумал он, – может таиться в парах личностей, менее контрастных и более мирных?» Эта мысль заставила его еще раз достать из кармана обычный ключ и посмотреть на брелок.

Duo in unum occultatum.

Сэмюэл Портеус со вздохом положил ключ на место, налил себе бренди из графина на столе и раскурил сигариллу. Затем опять опустился в кресло и снова принялся читать свои записи – теперь уже не претендующие на объективность и профессиональный подход комментарии по поводу ужаса, который накатывал на него всякий раз, когда приходилось иметь дело с альтернативной личностью пациента.

Бренди, вместо того чтобы взбодрить его, наоборот, усилило ощущение усталости, и Портеус, откинувшись на спинку кресла, вяло потер глаза тыльными сторонами ладоней.

В этот момент он услышал, что кто-то деликатно звонит в колокольчик у двери, ведущей из сада во флигель с его рабочим кабинетом.

Портеус встал, дошел до двери, отодвинул засов и открыл створку.

– О… – проговорил он с неприятным удивлением. – Я вас не ждал…

Глава 27

Мрак не думал рассеиваться. И глаза отказывались к нему приспосабливаться. Чернота вокруг оставалась столь густой и беспросветной, что Элспет одолел другой страх: что, если на самом деле она находится в ярко освещенном пространстве, где все предметы как на ладони – для тех, кто способен видеть? Что, если она ослепла?

И еще ей казалось, что вместе со светом исчезло время. Элспет понятия не имела, как долго она ползла на четвереньках, ощупывая пол впереди боязливыми пальцами и стараясь не отклоняться от стены, – могли пролететь минуты, а могли миновать часы. Одно, впрочем, не вызывало сомнений: в этом месте, чем бы оно ни было, не имелось ни внутренних углов, ни поворотов. У Элспет создалось впечатление, что она ползет вдоль монолитной стены, которая едва заметно изгибается плавной дугой, и это наводило на мысль, что ее заперли в каком-то круглом помещении.

И помещение это было очень большим. Элспет знала, что она еще не замкнула круг, потому что ей под руки пока не попался во второй раз кусок мешковины, на котором она очнулась. Но куда больше ее удручал тот факт, что до сих пор не удалось нащупать в стене ни двери, ни замурованного окна, ни какой-либо бреши – ничего, что могло бы дать надежду на побег.

Юбка ужасно мешала продвижению – постоянно попадала под колени, заставляя терять равновесие. Она чувствовала, как рвется ткань, цепляясь за острые края растрескавшихся плит пола, и каменная крошка впивается ей в кожу. В какой-то момент она с удивлением заметила, что злость начала вытеснять страх, нахлынувший на нее при мысли о заточении в полной тьме. Появилась твердая решимость вырваться из плена, одержать верх над тем, кто бросил ее во мрак, и снова занять свое место в мире света.

И вдруг она почувствовала, что проваливается вперед и вниз. Элспет обследовала темное пространство уже не так нерешительно, как поначалу, – ей не терпелось найти выход, и она ползла довольно проворно. Протянутые руки должны были упереться в плиту пола, но не встретили никакого сопротивления. На миг девушку охватила слепая паника, а потом ладони все-таки столкнулись с чем-то твердым – под ними снова был камень, но эта плита оказалась на шесть-семь дюймов ниже. Элспет осторожно ощупала темноту чуть дальше и обнаружила еще один провал примерно на тот же уровень.

Это были ступеньки.

Опираясь на стену, Элспет поднялась на ноги и медленно выпрямила спину – она не знала высоту потолка у себя над головой: это мог быть низкий настил угольной шахты или свод собора. Когда девушка убедилась, что может стоять прямо, не упираясь в потолок макушкой, она осмелилась опустить ногу на ступеньку – сделала первый шаг.

Затем второй. И третий.

Глава 28

Эдвард Хайд хорошо выспался. Непривычно хорошо. В его спящее сознание не проникали видения ни из реального мира, ни из иного, и проснулся он свежим, с новыми силами – ничего подобного капитан не испытывал месяцами, даже годами. И поскольку этой ночью обошлось без сновидений, призраки убитых детей не мерещились ему на границе перехода к бодрствованию.

Умывался и